Из двухтомника Александра Гусева «Боль, переплавленная в мудрость»
Цикл «Упраздненные стихи»
1. Распад.
Ивану Корелякову.
У-у как воет, и воет, и воет
Этот ветер, и режет, и жжет,
Эта тьма меня позже накроет,
Распадется, убьет – не убьет?
Серебристые вскинутся руки
Термоядерных слуг, унесут
Словно перышко – в бездну, от муки
На какой-то небожеский суд.
Будут в белой одежде толкаться
Провиденья – на черном лугу:
Я никак не хочу распадаться,
Не могу, не могу, не могу.
Это ж надо, в период распада
От распада как будто уйти.
От наград, от речей, от парада,
И от флагов – на крестном пути.
Это ж надо, молитвой лечиться
Представлениям всем вопреки,
В никому не известной больнице,
у не созданной Богом реки.
19 декабря 1969 г. Псков.
4.Группа поиска.
Друзьям по испытательному батальону.
И зачем это в белой тиши
Вспоминать смертоносные ночи? –
Все декабрь и декабрь, ни души;
Все метель и метель, нету мочи;
Все свеча и свеча на окне,
И другому не быть освещенью,
Если только сегодня во мне
Все живущее склонно к прощенью:
То ли пахнут полынью пески,
То ли дышат багульники вечной
Мерзлотой у таежной реки...
Свет звезды, одиноко беспечной…
РБМ-ка моя за спиной.
Я - последний в последнем квадрате.
Дисклокации очередной,
Энный смертник на выжженном скате;
Навсегда безымянный герой,
Или винтик махины державной,
Что горела тогда над горой,
Безымянной на карте исправной.
Слышу, как, с недоступных высот,
Рассекает земное безмолвье
Черный диск: он сейчас упадет
И погибнет жилое зимовье.
И к упавшему диску тому
Все сведется, в смертельную точку
Все спрессуется… Слушайте тьму –
И морзянки стремительной строчку.
Это я . Я останусь теперь
Только в точках, тире, - отыщите
Их среди неизбежных потерь,
Не меня – эту землю спасите.
Ибо вынести больше невмочь
Запредельные гулы раската
В навсегда безымянную ночь.
И летящие звезды – куда-то…
21 декабря 1970. Псков.
Облачко.
Как это было? – А просто:
Здесь, где кончался тростник,
Встал я, вернее – в полроста
Лишь приподнялся на миг.
Может быть, мне намечталось
Облачко тронуть рукой –
Так оно тихо качалось,
На стебельке над рекой.
Может быть, мне захотелось
Глянуть в просторы земли,
Глянуть туда, где виднелась
Маковка храмов вдали.
Может быть, в это мгновенье,
Просто судьба позвала, -
Думала, что в утешенье,
Верила, что не со зла…
Что я почувствовал? – Вспышку,
Там, за рекой, в синеве…
Что я увидел? – Сынишку.
Шел он, смеясь, по траве.
Мимо кустов краснотала…
Русый, высокий, живой,
Шел он – и тихо сияла
Облачко над головой…
Что же я делаю? – Внемлю
Грому небес, тишине.
Думаю. Слушаю землю.
И – остаюсь на войне.
Что бы хотелось мне? – Малость:
Тронуть легонько рукой
Облачко то, что качалось
На стебельке. Над рекой.
12 сентября 1977. Псков
Прощеное воскресенье.
и все-таки опять, по мановенью звука,
Как повелось, на миг, но ты опять пришла,
Не муза, может быть, не музыка, не мука –
С любовью к ремеслу, и лента вкруг чела.
Твой голос очень тих и медленны движенья,
И, подойдя к окну, не требуя огня,
Просила у меня терпенья и прощенья
Я всё прощу тебе, и ты прости меня.
Мы все давно живем, Прощеным воскресеньем,
И только им, и пусть не все осознаем,
И не поймем, каким оплачены терпеньем
Вот этот белый свет и этот бедный дом.
25 февраля 1990 года. Псков.
